Женский монастырь во имя иконы Божией Матери «Всецарица»
Главная
Предстоятель РПЦ
Архипастырь Кубани
Священнослужители
Игумения монастыря
Духовник-исповедник
Духовник обители
Жизнь обители
Служение
Таинства
Паломничество
Подворье
Великие и Двунадесятые праздники
Покров Пресвятой Богородицы
Духовная поэзия
Святые Православной церкви
Святоотеческое слово
Аудио, Видео
Календарь
Фотогалерея
Новости
Объявления
Заказать требы
Контакты
Гостевая книга
Каталог ссылок
Проблемы современного монашества









Преподобный Иоанн Прозорливый, Египетский - день памяти 09.04 н.ст. (27.03 ст.ст.)

Пресвитер Руфин: О святом Иоанне.

В самом начале нашего повествования поставим как крепкое основание, образец всех добродетелей—Иоанна. Воистину он и один с избытком силен возвести благочестивыя и посвятившия себя Богу души на вершину добродетели и возбуждать их к совершенству.
Мы видели его в Фиваидской области, в пустыне близ города Ликоса. Он жил на скале высокой горы. Подниматься к нему очень трудно. Вход в обитель загорожен наглухо, и с сорокалетняго возраста до девяностолетняго, какой он имел во время нашего посещения, никто не проникал в его уединение. Посетителям можно было видеть его чрез оконце, и он извнутри давал ответы, изрекая или слово Божие в назидание души или, по мере надобности, подавая утешение. Из женщин никто не был там, даже и для одного лицезрения, да и мужчины-то допускались редко, и то в известное время. Впрочем он дозволил устроить вне места своего уединения келлию для посетителей: приходившие из дальних стран могли там немного отдохнуть. Сам же он пребывал лишь в Боге, ни днем, ни ночью не удаляясь от молитвенной беседы с Ним. Такой божественный и непостижимый дар стяжал он всецелой чистотою души! И чем более он удалялся мирской суеты и мирских бесед, тем больше приближался к Богу. И достиг он наконец такой душевной ясности, что знал не только о том, что происходит в свете, но удостоился предведения и будущаго. Господь явно ниспослал ему дар пророчества. Не только своим согражданам и землякам, при вопросах с их стороны, предрекал будущее, но часто предсказывал и самому императору Феодосию—то предстоявшия ему войны, то—каким образом ему одержать победы над тиранами, то вражеския нашествия, какия придется ему выдержать.
Кирена была крайним городом Фиваиды со стороны Эфиопии. Однажды близ этого города племя эфиопов напало на отряд римскаго войска и нанесло жестокое поражение нашим, награбив при этом большую добычу. Римский вождь пришел к Иоанну. Он не решался сразиться с варварами по малочисленности своего отряда, между тем как варваров была несметная толпа. Иоанн назначил военачальнику определенный день.
— Ступай спокойно: в указанный мною день ты поразишь неприятеля, отнимешь трофеи и вернешь награбленное.
Все это исполнилось. Военачальник донес обо всем императору, который, вследствие этого, и стал благоволить к Иоанну и почитать его. Сам же он не своим заслугам приписывал дар пророчества, но более — вере вопрошавших.
— Не ради меня, говаривал, но ради тех, кто слушает меня, Господь открывает будущее.
Вот еще другое досточудное знамение, явленное Господом чрез него. Отправляясь в поход, один трибун пришел к нему и начал просить о дозволении его жене притти к Иоанну.
— Скольким опасностям, говорил трибун, она подвергалась только из-за того, чтобы видеть лице твое!
Святой отказал.
— У меня и раньше никогда не было в обычае смотреть на женщину, а теперь—с тех пор, как я заключился в уединении на этой скале—и тем более…
Трибун однако сильно настаивал на своей просьбе.
— Если моя жена не увидит тебя,—уверял он,— она наверное умрет от сильной тоски.
И снова несколько раз принимался просить святаго мужа, говоря ему, что он будет причиной смерти его жены, которая найдет гибель там, где искала спасения.
Старец видел, что столь сильная вера являлась уже как бы несчастием.
— Ступай,—ответил он,—твоя жена увидит меня в эту ночь. Только пусть она не приходит сюда, а останется дома на своем ложе.
Выслушав это, посетитель удалился, размышляя в душе о загадочном ответе. Однако жена его нисколько не смутилась. И вот во время сна человек Божий предстал ей в видении...
- О жено, велия вера твоя!—сказал он,—и вот я пришел исполнить твое желание. Однако советую тебе— не стремись видеть плотское лице рабов Божиих, но старайся в духе созерцать их деяния и подвиги. Дух есть, иже оживляет, плоть не пользует ничтоже (Иoaн. VII, 63). Я же—ни праведник, ни пророк, как ты думаешь, но по вере вашей предстательствовал за вас пред Господом, и Он даровал тебе исцеление от всех твоих телесных недугов. Отселе здравы будете — ты и муж твой, и благословится весь дом ваш. А вы, с своей стороны, помните о явленном вам Божием благодеянии. Пребывая постоянно в страхе Божием, довольствуйтесь своим жалованьем и не ищите большаго... Достаточно для тебя, что увидала меня во сне, и о большем не хлопочи...
Пробудившись, жена поведала мужу о всем виденном и слышанном во сне, причем описала стан, лицо и все признаки старца. Изумленный муж, придя еще раз к человеку Божию, воздал хвалу Богу и, получив благословение, удалился с миром.
В другое время пришел к нему один военачальник. Дома у него осталась беременная жена. В самый день посещения блаженнаго Иоанна жена военачальника, разрешившись от бремени, опасно занемогла. Человек Божий сказал ему:
— О, если бы ты знал дар Божий, ты вознес бы благодарность Богу: сегодня у тебя родился сын. Однако знай, что твоя жена опасно занемогла, но Господь не оставит ея, и ты найдешь ее уже здоровою. Поспеши же возвращением домой — ты найдешь младенца семи дней от рождения и назовешь его Иоанном. В течение семи лет воспитывай его дома, охраняя от всякаго влияния язычества, а затем поручи его инокам для обучения святым и божественным познаниям.
Сверх того, кто бы ни приходил к нему—земляки ли или из других провинций — он, смотря по нуждам, открывал им сердечныя их тайны. Если у кого-нибудь был на совести в тайне совершенный грех, он наедине обличал и побуждал к исправлению и раскаянию.
Угрожало ли чрезмерное разлитие Нила, или предстоял недостаток в воде — он предварял об этом. Точно также предостерегал, если грозила за грехи людския кара и казнь от Бога, причем ясно указывал и на причину небеснаго наказания. Здравие и исцеление больным он возвращал так, что при этом избегал всякаго тщеславия, не допуская иногда приносить недужных к себе: благословив елей, он посылал его больным, и, помазываясь им, они исцелялись от всякаго недуга.
Однажды у какого-то сенатора жена потеряла зрение. Она стала просить мужа, чтобы он отвел ее к человеку Божию. Муж отвечал, что он не принимает женщин. Тогда жена просила, чтобы муж по крайней мере объяснил ему то, чем она больна, и испросил бы его молитв за нее. Муж отправил посольство к Иоанну. Помолившись и благословив елей, человек Божий послал его к больной. Та в течение трех дней мазала елеем глаза свои и, снова получив зрение, воздала хвалу Богу. Но слишком много времени понадобилось бы на то, чтобы разсказать деяния Иоанна. Поэтому, опустив то, о чем мы узнали от других, перейдем к тому, чему сами были очевидцами.
Нас семеро спутников пришли к нему. После обычных приветствий, он принял нас с радостию и благодушно поговорил с каждым из нас. А мы просили его помолиться вместе с нами и преподать нам благословение. Таков обычай в Египте: новоприбывшие братья немедленно вступают во взаимное общение чрез молитву. Иоанн спросил, нет ли кого между нами носящаго духовный сан. Мы все заявили, что нет. Окинув взором
каждаго, он узнал, что один был из этого чина, но желал скрыть свое звание. Действительно один был диакон, но об этом никто из спутников не знал, кроме одного, особенно близкаго к нему. Желая видеть столь многих великих мужей, он ради смирения хотел скрыть честь своего сана, чтобы и по сану оказаться ниже тех, кого он считал выше себя по заслугам. Лишь только взглянул на него святый Иоанн, несмотря на то, что он был моложе других, указал на него пальцем.
— Вот диакон!
Тот пытался было отказаться от сана. Взяв его своей рукой, Иоанн облобызал его со словами:
— Чадо, не отрекайся от благодати Божией, чтобы вместо добра не впасть тебе во зло, вместо смирения — в ложь. Более всего следует остерегаться лжи, с какой бы целью она ни произносилась—с дурной или, повидимому, с доброй, потому что всякая ложь не от Бога, но, по слову Спасителя, от лукаваго.
Выслушав это, брат перестал отпираться и благодушно принял ласковый упрек.
Затем мы вознесли молитву Богу. При самом окончании ея один из нашей братии почувствовал припадок мучившей его перемежающейся лихорадки и стал просить человека Божия об исцелении.
— Ты просишь об избавлении тебя от того, что тебе необходимо, — возразил святой. Тела очищаются от струпов селитрой и другими подобными врачевствами, а души — болезнями и другими очистительными наказаниями...
И долго после того таинственно разсуждал с нами об этом предмете. Однако, благословив елей, он подал его больному, и тот, помазавшись елеем, тотчас же извергнул все накопление желчи. Совершенно здоровым он сам дошел до вышеупомянутаго убежища.
Потом старец позаботился об исполнении по отношению к нам долга человеколюбия и гостеприимства и о доставлении нам телеснаго подкрепления. Нисколько не думая о себе, он заботился лишь об нас... Вследствие долговременной привычки и навыка к посту, он мог принимать пищу только вечером, и то немного. От строгаго воздержания тело его истончилось, было сухо. Волос на голове и бороде было немного, как бы после сильной болезни,—никогда ведь он не принимал пищи в достаточном количестве и не пил никакой возбуждающей влаги. Даже при своем девяностолетнем возрасте (о чем было сказано выше) он не принимал никакой пищи, приготовленной на огне... После нашего отдыха и подкрепления, снова показавшись, он пригласил нас сесть подле себя. Мы были в восторге от того, что он принял нас с сердечной радостью, как родных детей. Только теперь он спросил нас, откуда мы и зачем пришли к нему. Мы отвечали, что пришли к нему из Иерусалима ради пользы души и дальнейшаго возрастания в духовном совершенстве. То, о чем давно знали по слуху, мы желали видеть своими очами. Гораздо глубже и крепче держится в памяти не то, о чем слышишь, но то, что сам видел... Тогда с невыразимым спокойствием на лице и тихо улыбнувшись как бы от полноты духовной радости, старец ответил нам:
—Диво для меня, дорогия чада, что вы из-за этого предприняли подвиг столь труднаго путешествия... Ничего достойнаго такого труда вы не найдете во мне. Я—простой и незначительный человек, и ничего нет во мне такого, чтобы стремиться ко мне, а тем более—удивляться... А если б и было во мне что-либо, соответствующее вашему ожиданию, то таково ли оно, как то, что вы можете найти в пророках и апостолах? Потому писания их и читаются во всех церквах Божиих для того, чтобы, не отправляясь в дальния и чужия страны, каждый у себя дома имел высокие примеры для подражания. Потому-то я чрезвычайно удивляюсь вашему подвигу и усердию, что вы ради духовнаго преуспения решились пройти так много стран и перенести так много труда, между тем как здесь леность и нерадение до того одолели нас, что не хочется выйти даже из келлии. Если уж вы надеетесь получить какую-нибудь пользу от меня, прежде всего скажу вам: старайтесь не иметь даже вида какого-либо тщеславия из-за того, что вот вы пришли ко мне и перенесли так много трудов для того, чтобы повидать меня. Не пожелал бы кто-нибудь из вас не преуспеяния души в добродетели, но превозношения и похвальбы тем только, что вот-де я видел тех, кого другие знают только по слуху.
Порок тщеславия тяжек и весьма опасен. Он низвергает души даже с высоты совершенства. Потому-то прежде всего я желал бы предостеречь вас от него. Это зло проявляется двояким образом: у иных оно проявляется при самом начале обращения к Богу. Покажут ли они сколько-нибудь воздержания или израсходуют сколько-нибудь денег на бедных — вместо того, чтобы считать себя лишь отвергнувшими лишнюю помеху ко спасению, они уж воображают о своем превосходстве над теми, кому оказали помощь. Другой вид тщеславия проявляется на высших ступенях совершенства — это тогда, когда начинают приписывать все не Богу, но своим подвигам и усилиям. И такой человек, ища славы у людей, теряет славу, которая от Бога. Потому-то, милыя чада, будем всячески избегать порока тщеславия, да не впадем в напасть, которой подвергся диавол.
Затем приложим все старание о нашем сердце и помышлениях. Здесь следует зорко смотреть, чтобы не пустили корней в нашем сердце какая-нибудь похоть, или нечистая склонность, или какое-либо пустое желание, противное воле Божией. Вот от этих-то корней немедленно начинают произрастать пустые и вредные помыслы. Они настолько бывают тягостны, что не оставляют нас в покое даже на молитве, не боятся возникать в душе тогда, когда мы станем пред лицем Божиим и возносим прошения о нашем спасении. Они овладевают пленною мыслию, и мы, стоя телом как-будто на молитве, чувством и мыслию блуждаем и носимся по распутиям. Вот кто-нибудь подумал о себе, что он отрешился от миpa и служения диаволу — ему недостаточно на словах только выразить, что он будто покинул любостяжательность, корысть и прочую суету мирскую. Нет, необходимо отказаться от порочности в душе и отбросить вредныя и пустыя наклонности. Об этом говорит апостол: впадают в похоти несмысленны и вреждающия, яже погружают человеки во всегубительство и погибель (1 Тимоф. 6, 9).
Вот что значит отречься от диавола и дел его! Ведь диавол закрадывается к нам в сердце чрез какую-нибудь порочную наклонность или нечистое желание. Порочность — это его область, а добродетели — от Бога. Пороки, гнездясь в нашем сердце, дают в нем место диаволу, их первовиновнику, как бы хозяину, и вводят его во владение (сердцем), как бы своим достоянием. Вот причина, почему в таких сердцах не может быть ни мира, ни спокойствия. Всегда они возмущены, чем-нибудь поглощены — сегодня пустой радостью, завтра — гнетущей безплодной печалью. В них живет ведь злейший обитатель, которому они дали место внутри себя своими страстями и пороками. Напротив, душа, действительно отрекшаяся от миpa, то есть, оторвавшая от себя всякую порочность, не дает уже диаволу никакого доступа внутрь себя. Она укрощает гнев, подавляет ярость, избегает лжи, гнушается ненависти и не только не злословит, но даже не дозволяет и мыслить что-либо дурное в своем ближнем. Радость и горе брата она считает своими. Душа, соблюдающая это и другое, подобное этому, отверзает в себе место для Святаго Духа. Если вселится в такую душу и озарит ее Святый Дух, в ней всегда пребывает радость, веселие, любовь, терпение, великодушие, кротость (Гал. 5, 22) и все плоды Святаго Духа. Это-то и есть то самое, о чем говорит Господь в Евангелии: не может древо добро плоды злы творити, ниже древо зло плоды добры творити. (Mф. 7, 18). Дерево познается по плодам своим.
Некоторые, повидимому, и отреклись от миpa, но, не заботясь о чистоте сердца, не вырывают из души пороков и не исправляют своего нрава. Вот такие-то и стараются только о том, чтобы увидать кого-нибудь из святых отцев и услыхать от них какия-нибудь изречения, а потом начинают пересказывать другим, хвастаясь тем, что вот узнали это от того-то и от того-то... Если случится им приобрести какия-нибудь познания или от других или поучившись немного, они уже тотчас хотят быть учителями и учат—только не тому, что сами совершали над собой, но тому, что слышали или видели, и при этом презирают других. Домогаются они и пресвитерства, стараются пробраться в клир, не зная того, что меньшему осуждению подвергнется тот, кто сам хотя бы и преуспевал в добродетели, но не решается учить других, нежели тот, кто поучает других добродетельной жизни, между тем как сам погряз в страстях и пороках. Так-то, чада мои... Я не говорю, что всячески следует избегать священства или духовнаго звания, равно как наоборот — не следует во что бы то ни стало искать его. Прежде всего необходимо потрудиться над тем, чтобы исторгнуть порочность и привить душе добродетель. Божию смотрению следует предоставить, восхощет ли Бог и кого благословит избрать на служение Себе или для священства. Не хваляй бо себе, сей искусен, но егоже Бог восхваляет (2 Кор. 10, 18).
Главное дело инока—возносить чистую молитву Богу. Он не должен иметь на совести никакого упрека, по слову Господа в Евангелии: егда стоите молящеся, отпущайте, аще что имате на кого, да и Отец ваш, Иже на небесех, отпустит вам согрешения ваша (Марк. 11, 25).
Итак, если мы предстанем пред Богом, как я выше сказал, с чистым сердцем, свободные от всех упомянутых пороков и страстей, мы можем, насколько это возможно, даже узреть Бога — молясь Ему, устремлять на Него око нашего сердца, и видеть Невидимаго, конечно, не телесными очами, но духом—созерцанием души, а не телесным зрением. Да не подумает кто-либо, что он может видеть самую сущность Божию, как Бог есть Сам в Себе, так, чтобы мог представить себе, в своей душе, какое-либо очертание или образ, подобный какому-нибудь плотскому образу. Нельзя представить себе в Божестве ни формы, ни очертания. Он — чувство, разум, о Котором мы можем размышлять в глубине сердца, и Который проникает Собою нашу душу. Но Его нельзя обнять мыслию, ни описать, ни изобразить словом. Поэтому должно приближаться к Господу с возможным благоговением и страхом. Созерцание души должно держать на такой высоте, чтобы всегда сознавать Бога выше всевозможнаго блеска, света, сияния, величия, выше всего того, что только может изобразить разум человеческий, да и то при чистоте сердца, без малейшей примеси какой-либо скверны нечистаго желания. Об этом-то и следует больше всего заботиться тем, которые выражают желание отречься от миpa и служить Богу, как написано: упразднитеся и уразумейте, яко Аз есмь Бог (Пс. 45, 11). Когда кто таким образом познает Бога, насколько это возможно для человека, тогда постигнет вместе с тем и все остальное, постигнет и тайны Божии, и чем чище будет душа его, тем больше откроет ему Бог, явит ему и тайны Свои. Он становится уже другом Божиим, наравне с теми, о которых сказал Спаситель: не ктому вас глаголю рабы, но други (Иоан. 15, 15). И все, чего ни попросит у Бога, дает ему Бог, как дорогому другу. И самыя силы ангельския, и весь таинственный небесный мир возлюбят его, как друга Божия, и будут исполнять все прошения его. Это тот, кого уже не отлучит от любви Божией во Xpисте Иисусе ни смерть, ни жизнь, ни ангелы, ни начала, ни власти и никакое другое творение. Потому-то, возлюбленные, так как вы уже избрали жребий угождать Богу и стяжать любовь к Нему, постарайтесь удаляться от всякаго тщеславия, от всех скверн душевных и от всех чувственных услаждений. И не считайте чувственными удовольствиями только те, которыми наслаждаются люди, преданные миpy, нет! Такия удовольствия, поверьте, бывают и у хранящего воздержание, когда он употребляет что-либо с пристрастием, хотя бы предмет пристрастия сам по себе был ничтожным и во всегдашнем употреблении у воздержнаго. Возьмите наконец просто воду и хлеб... Если человек вкушает их с услаждением, то есть не для удовлетворения телесной потребности, но для услаждения души — даже и это для воздержнаго вменяется в грех чувственности... Необходимо во всем приобретать навык для освобождения души от порока. Потому-то Господь, желая научить душу противостоять своим пожеланиям и страстям, сказал: внидите узкими враты, яко пространная врата и широкий путь вводяй в пагубу (Mф. 7, 13), узкая же врата и тесный путь вводяй в живот (14). Пространный путь для души открывается тогда, когда она спешит удовлетворять каждому своему желанию; напротив, она избирает тесный путь, противясь своим влечениям. Впрочем к достижению сего способствует также уединенный образ жизни, пустынное безмолвие, потому что при посещении братии, при множестве приходящих и уходящих, иногда ослабляется узда воздержания и умеренности, и затем неприметно укореняется навык и потребность в чувственных наслаждениях. Иногда таким образом даже и совершенные мужи попадают в сети. Потому, по слову Давида, се удалихся бгегая, и водворихся в пустыни, чаях Бога, спасающаго мя от малодушия и от бури (Пс. 54, 9).
Много говорил нам таким образом святый Иоанн о пороке тщеславия. После продолжительной многополезной беседы и о другом, в заключение он сказал:
— Теперь я разскажу вам о том, что недавно еще случилось с одним из братии нашей. Примеры-то могут сделать вас еще более осторожными.
Жил тут у нас в соседней пустыне инок. Жилищем ему служила пещера. Это был муж великаго воздержания, добывавший себе дневное пропитание трудом рук своих. Все время — день и ночь он проводил в молитве, словом — его украшали все добродетели души. Но возгордившись столь отрадными успехами, он стал уповать на свое мнимое совершенство, а не на единаго Бога, и себе самому ставил в заслугу свои совершенства. Заметив такое превозношение духа, искуситель тотчас подступил к нему и разставил для него сети. Однажды, к вечеру, он является в виде прекрасной женщины, которая будто бы заблудилась в пустыне. Как бы утомленная после страшнаго труда, она подошла ко входу в пещеру. С видом крайняго изнеможения и усталости, вступив в пещеру, гостья бросается к ногам отшельника и умоляет сжалиться над нею.
— Я укрывалась в пустыне, но ночь застигла меня, несчастную... Позволь мне отдохнуть в уголке твоей пещеры, чтобы не сделаться добычей зверей...
Под предлогом сострадания инок вводит ее в глубину пещеры.
— Зачем же ты блуждала по пустыне? — спросил ее отшельник.
Она очень ловко выдумала причину и, разсказывая, примешивала к речи тонкий яд ласкательства и женскаго оболыцения. Выставляя себя то невинной, достойной сожаления жертвой, то выражая нужду, она очаровала душу отшельника изяществом и красотою речи. Мало по малу, пересыпая увлекательный шуткой и смехом, она шаловливой рукою касалась подбородка и бороды инока, и это с нескромным видом почтения, под конец уже все нежнее поглаживала его затылок и шею. Что-ж дальше?.. В конце-концов воин Христов очутился в плену... В сердце его закипела страсть, забушевали волны плотской похоти... Позабыл он и свои подвиги, и свои обеты, и свое назначение...
Вот он в глубине сердца уже отдается сладострастной похоти, в тайниках своих помышлений уже—в преступной связи с нечистой страстью... Глупый, он наклоняет выю и становится, как конь и меск (лошак), имже несть разума (Пс 31, 9). Вот он уже готов броситься в постыдныя объятия, как вдруг женщина, подобно легкой тени, с ужасающим воплем исчезает из его объятий... Тогда множество злых духов слетелись на это зрелище, с громким воплем, с злыми насмешками:
— А... это ты, возносившийся до небес, теперь низринулся до ада!.. Теперь понимаешь слова: всяк возносяйся смирится!? (Лук. 14, 11).
Тогда он, как бы помешавшись в уме, не вынося позора своего оболыцения, обманывает сам себя еще сильнее, чем был обманут демонами. Вместо того, чтобы подумать о возстановлении своего духа, о возобновлении борьбы, вместо того, чтобы искупительными подвигами—слезами и сокрушением сердца изгладить вину прежняго самопревозношения—он, в отчаянии, предался, по слову Апостола, всякому нецеломудрию и неправде (Ефес. 4, 19). Вернувшись к мирской жизни, он сделался добычею диавола: теперь он избегает даже свидания со всеми святыми, чтобы кто-нибудь спасительными советами не извлек его из погибели. Разумеется, если бы он пожелал, как прежде, вести воздержную жизнь, он без сомнения возвратил бы прежнее достоинство и благодать.
Или—вот что еще произошло с другим мужем. Он подвергся подобному же искушению, но оно разрешилось другим исходом. В соседнем городе жил один человек, проводивший самую гнусную жизнь во всевозможных злодействах. Его считали зачинщиком во всех безчинствах. Но вот однажды перст милосердаго Бога коснулся его сердца, и он обратился к покаянию. Заключившись в погребальной пещере, он потоками слез омывал позор своих прежних злодеяний. Днем и ночью повергаясь лицем на землю, он не дерзал ни поднять очей к небу, ни произнести слова, ни изречь имени Божия... Слышны были только вопли и плач. Похоронивши себя как бы заживо, он точно из преисподней испускал вздохи и вопль сердца... Так провел он целую неделю. Вдруг к нему, в гробницу, являются злые духи с криком:
— Что это ты затеял, негодяй и распутник? Пресытившись всякой скверной и нечистотою, теперь ты захотел стать чистым и благочестивым?! Не поздно ли? Ты ведь состарился в пороках: у тебя уж и сил нет для того, чтобы загладить свои злодеяния... Вишь— прикинулся христианином, скромником, кающимся... Или ты воображаешь, что тебе, насквозь пропитанному злом может быть дано какое-либо иное место, а—не одно с нами?! Ты ведь наш, и другим быть не можешь. Вернись-ка скорее, ступай к нам! Немного времени осталось у тебя—не теряй его, пользуйся им для наслаждений! Мы в изобилии приготовим для тебя радости жизни, доставим тебе прелестнейших красавиц, а—также и все то, что может возвратить тебе свежесть цветущей юности. Зачем ты будешь изнурять себя попусту, понапрасну! Зачем прежде времени подвергаешь себя казни? Не то ли самое будешь терпеть в аду, чего ищешь теперь! Если уж тебе нравится кара, подожди немного—она уж уготована для тебя. Теперь-то по крайней мере не пренебрегай нашими дарами: ты ведь всегда находил в них удовольствие!
Вот так-то, да и еще хуже — они издевались над ним, а он лежал неподвижно: точно не слышал ничего, и хоть бы одно слово—в ответ им... Злые духи снова и снова повторяли то же самое, все усиливая свои соблазны. Инок был непоколебим. Демоны пришли в ярость, увидев полное пренебрежение... Всей толпой бросившись на инока, они подвергли его страшным побоям и, избив чуть не до смерти, исчезли. Страшно измученный, инок однако не тронулся с места, на котором простерся ради молитвы. На следующий день некоторые из близких ему людей, из расположения к нему, отыскали его. Найдя его избитым до невероятия и разспросив о причине несчастия, стали упрашивать, чтобы он дозволил отнести его домой для поправления. Инок отказался и остался на том же месте. Злые духи и в следующую ночь напали на него, поражая еще страшнее, чем прежде. Инок и тогда не хотел оставить своего места.
- Лучше, говорил он, умереть, чем покориться и уступить демонам.
Настала третья ночь. Ринувшись на него несметной толпой, демоны без всякой пощады истощили над ним свою злобу всевозможными истязаниями. И самое тело его уже изнемогло в мучениях, но дух до конца противостоял насилию. Видя это, злые духи вскричали неистово:
— Победил нас, победил!
Гонимые как бы силою свыше, они стремглав бросились прочь от инока. Не было больше ни соблазнов, ни мучений...
Инок возвысился до такого совершенства духовнаго и, просветлев душею, исполнился такой силой Божией благодати, что вся область взирала на него, как бы на нисшедшаго с неба, и считали его скорее за ангела. Bсе единогласно говорили о нем:
— Сия измена десницы Вышняго! (Пс. 76. 11).
И как много было таких, которые по примеру его, отчаявшись было в спасении, снова воодушевились упованием, принявшись за исправление себя, о чем прежде и подумать не смели! Как много было таких, которые со дна ада возстали и укрепились в добродетели! После перемены, происшедшей с ним, все уже казалось для всех возможным. И не только он просиял своим исправлением и духовным совершенством, но и благодать Божия в изобилии почила на нем. Знамения и чудеса, явленныя им, ясно показали, какую милость снискал он у Бога. Так смирение и обращение к Богу приносит все блага, а гордость и отчаяние—причина смерти и погибели.
К избежанию опасности падения, к снисканию Божией благодати и яснейшаго познания Самого Божества весьма много способствует безмолвие и пустыня. Не слова, но самое дело и примеры, по моему мнению, всего лучше убеждают в этом.
В нашей, сравнительно более уединенной, пустыне жил один инок. Долгие годы провел он в непрестанном вoздepжaнии и близился уже к старости. Bcе добродетели украшали его на высоте всецелаго воздержания. Служил он Богу, воспевая Его немолчно в псалмах и песнопениях. И вот, как заслуженному Своему воину, Бог приготовил ему воздаяние: живя еще в теле, он мог подобно ангелам нести служение безплотных, потому-что Господь удостоил его питать в пустыни ежедневно посылаемым с неба хлебом. Ведь стоял он на неусыпной страже ожидая Царя небеснаго!
Так благоугодно было Господу даже в этой жизни вознаградить усердный подвиг его и, в неусыпном промышлении Своем, обезпечить его ежедневной пищей. И вот лишь только он чувствовал голод, войдя в пещеру, находил на столе у себя хлеб чудеснаго вкуса и удивительно чистый. Подкрепившись им, он снова начинал молиться и воспевать славу Божию. Наконец Бог удостоил его особых откровений и дара пророческаго. Но, достигши столь великаго совершенства, он стал тщеславиться якобы своими заслугами и дар небесной милости считать за должное себе возмездие,—и вот тотчас закралась в его душу какая-то безпечность, сперва едва заметная даже для него самого. Из этого малаго зародыша выросло уже большое нерадение: не так ревностно спешил он уже к песнопению, ленивее пробуждался на молитву. И псалмы пел он уже не с прежним усердием, но, лишь немного выполнив из обычнаго правила, его душа уже спешила к отдыху, как бы утомленная чрезмерным трудом... Чувства его омрачились, с духовной высоты ниспала душа его, и помышления расползлись по горам и пропастям... В глубине его сердца уже зародился пока еще неясный для него самого, но нечистый и преступный помысл, хотя по внешности образ жизни его оставался без изменения. Подобно тому, как течение воды силой прежняго движения увлекает еще лодку, хотя бы весла и перестали работать, так долговременный навык побуждал инока к прежним привычным занятиям. Потому и казалось, что он пребывает еще в прежнем достоинстве. Так — по обычаю после молитвы под вечер он находил пищу на столе — на том месте, где он обыкновенно подкреплял свои силы. Насытившись ею, однако он не заботился об исправлении того, что происходило в его сердце. Вовсе не думая о вреде совершавшейся в нем перемены, даже презирая это, как пустяки, он не предвидел того, что вскоре грозит ему полное падение... И вот запылал в нем страшный пожар похоти и, объятый пламенем гнусной страсти, он рванулся было в мир... Однако на этот раз сдержал себя и, окончив обычное правило молитв и песнопений, вошел в пещеру, чтобы принять пищу. Он, правда, нашел у себя на столе хлеб, но уже не прежней чистоты... Подивился этой перемене и опечалился... Понял, что это знамение относится к нему... Однако, взяв пищу, насытился. Чрез три дня внутренняя язва его утроилась: его мыслями и воображением овладел неотвязчивый образ женщины которая как будто была у него перед глазами и лежала вместе с ним... Ему казалось уже, что он обнимает ее...
Однако и на следующий день он вышел для обычных подвигов псалмопений и молитвы, но взор его был разсеянный и сердце занято другим. Вечером oн нашел на столе пищу, но уже отвратительнаго вида черствую и изгрызенную со всех сторон как бы мышами или собаками. Увидав это, он, вздохнув, пролил слезы, но не от сердца были эти слезы и не в таком изобилии, чтобы угасить пламя, загоравшееся в его сердце. Правда, он вкусил пищи, хотя и не утолил своего голода — не такова уже была она, как прежде… Между тем помыслы поднимались со всех сторон подобно варварской когорге, и поражали отовсюду его стрелами... Наконец — он связан и взят в плен. «Его увлекают в мир... Встав с своего ложа, он пустился ночью в путь по пустыни по направлению к городу. Но вот разсвело, а город был еще далек». Ужаснейший зной палил его. В полном изнеможении он озирался кругом, не увидит ли где-нибудъ поблизости монастыря. Увидав пещеру каких-то братий, ои устремился туда для отдохновения. Заметив его приближение, рабы Божии тотчас выбежали к нему навстречу; и с почтением, как ангела Божия, приняли его. Омыв ему ноги, просили вместе с ними помолиться. Поставив стол, братия, по заповеди Господа, с всевозможным тщанием исполнили долг гостеприимства. Когда гость подкрепился и несколько отдохнул, хозяева по обычаю просили его сказать им слово назидания и совет ко спасению. Все ведь считали его глубоко образованным и опытным в духовной жизни отцем. Разспрашивали его также и о том, каким образом избегать козней диавола и как отражать нечистые помыслы, внушаемые им. Так — он по необходимости должен был дать наставление братии — разъяснить им путь жизни и коснуться в своей речи козней диавола, которыя строит он рабам Божиим... Гость начал поучать их со всею обстоятельностью, но сам внутри жестоко страдал огненными укорами совести. То и дело обращаясь к себе самому, он в глубине сердца восклицал: «других учу, а сам заблуждаюсь... Как смеешь ты исправлять других, не заботясь о собственном исправлении? Ну-ка, окаянный, исполни сперва сам, чему учишь других!» Поражая себя такими укоризнами, он понял всю глубину своего падения. Простившись с братией, он стремительно уходит в пустыню и возвращается в свою пещеру. Бросившись на землю, он громко воскликнул: «аще не Господь помогл бы ми, вмале вселилася бы во ад душа моя!... (Пс. 93, 17). Совсем погряз было я во зле и вмале не скончаша мене на земли (Пс. 118, 87). Воистину оправдалось на мне слово Писания: брат от брата помогаем, яко град тверд и высок. Укрепляется же, яко основанное царство!» (Притч. 18, 19). С тех пор он всю жизнь провел в плаче и слезах,- видя, что лишился ниспосылаемой ему пищи. И начал он трудами рук своих и в поте лица своего снискивать себе пропитание... Замкнувшись в глубине своей пещеры, он лежал поверженным в прахе и пепле. Плача и рыдая, он не переставал молиться, пока не явился ему ангел Господень и сказал: «Господь принял твое раскаяние и умилосердился над тобой, но берегись — не поддайся снова искушению гордости. Вот придут к тебе братия, которых ты наставлял, и благословят тебя. Не откажись принять благословение и, разделив с ними трапезу, воздай благодарность Богу твоему!» Все это, дорогия чада, я разсказал вам для того, чтобы поняли, сколько крепости в смирении и наоборот—опасности в самопревозношении. Потому-то и Спаситель наш первое блаженство полагает в смирении: блажени нищии духом, яко тех есть царство небесное (Mф. 5, 3). И я привел вам эти примеры, чтобы вы были настороже: как бы злые духи не обольстили вас тонкою лестью помыслов. Потому-то между иноками наблюдается такое правило: кто бы ни пришел к ним—мужчина или женщина, старец или юноша, незнакомец или знакомый—прежде всего да сотворят молитву и призовут имя Божие. Чей бы образ ни принял на себя сатана, тотчас, по молитве он исчезнет. Если-ж удастся ему забросить в ваши помыслы что-либо, дающее повод к похвальбе и самопревозношению, не услаждайтесь этим, но тотчас смиряйтесь пред лицем Господа, считайте себя за ничто—лишь только попытаются возбудить в вас желание славы. Наконец не скрою от вас и того, что и меня частенько-таки по ночам соблазняли злые духи и не давали ни молиться, ни спать; целую ночь мучили разными призраками в чувствах и помышлениях. А поутру как бы на смех бросались к моим ногам: «прости-де нас, авво, что мы причиняли тебе безпокойство в течение всей ночи». Но я отвечал им: «отступите от мене вcu делающии беззаконие (Пс. 6, 9) и не искушайте слугу Господа». Итак, чада мои, возлюбите тишину и безмолвие, предайтесь созерцанию и приложите все старание к тому, чтобы постоянною сосредоточенностью сохранить душу вашу в чистоте пред Богом. Пусть ничто не мешает вашей молитве!
Правда, встречаются и между мирскими людьми такие, что творят добрыя дела и упражняются в подвигах благочестия, например, устраивая странноприимные приюты, являют дела любви и милосердия, посещают больных или отдаваясь какому-либо иному виду благотворения. Всегда что-нибудь иные добрые люди жертвуют на добрыя дела, да и сами соблюдают себя в чистоте. Воистинну такие люди заслуживают величайшаго одобрения—угождая своими поступками Богу, они—ревностные исполнители заповедей Божиих (2 Тим. 2). Но этого всетаки недостаточно для достижения совершенства: это касается только земных отношений и не выходит из круга тленных вещей. Необходимо при этом потрудиться над своим сердцем и воспитать в себе духовныя стремления. Кто заботится об этом, тот становится на высшую степень совершенства, уготовляя внутри себя обитель для Святаго Духа и, как бы забывая о земном, стремится лишь к небу и вечности. Ставя себя всегда пред очами Бога, он оставляет позади себя все земныя заботы. Сгорая в пламени небеснаго стремления, ни днем, ни ночью не насыщается он, вознося хвалу Богу в псалмах и песнопениях духовных.
Так—целых три дня провел с нами в непрерывной беседе блаженный Иоанн, укрепляя и обновляя души наши. На прощанье, преподав нам благословение, напутствовал следующими словами:
- Идите, чада, с миром! Скажу вам добрую весть— знайте, что сегодня в Александрии получилось известие о победе благочестиваго государя нашего Феодосия над тираном Евгением. Вскоре, впрочем, последует и кончина самого Феодосия.
Дорогой мы узнали, что все это так и случилось, как он предрек. А немного дней спустя пришли к нам некоторые из братии и возвестили, что и сам блаженный Иоанн почил в мире. Кончина его была такова: за три дня до смерти он перестал принимать к себе и, склонив колена, на молитве предал дух свой и отошел ко Господу, Емуже слава во веки веков! Аминь.

(Жизнь пустынных отцев. Творение пресвитера Руфина. – Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1898).

 
Март 2024
пн вт ср чт пт сб вс
        01 02 03
04 05 06 07 08 09 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30 31

Особенности Богослужений в монастыре «Всецарица» в период Великого поста (с 18 марта по 4 мая 2024 г.)

В разделе «Фотоальбом — Гости» регулярно помещаются фотографии паломнических групп, посетивших монастырь «Всецарица»

Расписание Богослужений в женском монастыре «Всецарица»

В конце первой седмицы Великого поста есть два уставных праздника

В субботу первой седмицы Великого поста на подворье

В среду первой седмицы Великого поста Святейший Патриарх Кирилл совершил повечерие с чтением Великого канона прп. Андрея Критского в Донском ставропигиальном монастыре

В Церкви призвали дать право на отказ от аборта любому медицинскому работнику

Игумен Петр (Зобов), избранный епископом Кудымкарским и Верещагинским, возведен в сан архимандрита

Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика
Все замечания и пожелания присылайте на vsecarica@bk.ru
Все права защищены и охраняются законом. © 2006 - 2023.
При перепечатке или ретрансляции материалов нашего сервера ссылка на наш ресурс обязательна.
Автоматизированное извлечение информации сайта запрещено.